Цена фокуса: писатели, деньги и искусство зарабатывать на жизнь
9 апреля 2017
Нет ничего интереснее чужого кармана. Навещая друга, внимательнее осмотрись, быть может, какая-то мелочь выдаст его, во что же ему обходится аренда жилья. Придя в музей, не глазей на экспонаты, куда полезнее выяснить прайс на каждый из них. Будь, однако, деликатным, соблюдай этикет, зайди издалека, для начала с видом знатока попялься на какую-нибудь вещицу в витрине, а затем как бы между делом уточни «сударь, а сколько вы заплатили за это?», так ты сможешь выведать, какую сумму музей готов выложить за эдакую древнюю развалину, и не придется прибегать к крайности - вопросу, который вертится на языке чаще других: «а сколько вам платят за это?».
Посыл такой: цена фокуса, писатели, деньги и искусство зарабатывать на жизнь, и почему писателю вредно иметь при себе больше, чем на карманные расходы. Судя по всему, потребители книжной индустрии мыслят так: труду во имя искусства не ведомы ни холод, ни голод, ни жажда, помимо прочего, достаток лишает единственного решающего – стимула, жизнь становится пресной и утрачивает незримые для простого обывателя прелести бытия. «Письмо - не угледобыча…». Да, дорогой Роберт Леннон, действительно, письмо – не угледобыча. Как отметил в 1981 году Чарльз Буковски «концепция писателя - голодать, сходить с ума, страдать, покончить с собой. Теперь актуальна и для редакторов и издателей… Голодать, страдать, сходить с ума и покончить с собой…».
Писателю, который уже утвердился в качестве выгодного товара, проще: вопрос «Что делать?» и «Кто виноват?» отпадает, подсчет читателей по головам далеко в прошлом. Остается только оберегать от любопытных глаз информацию о циркуляции доходов и расходов, так как, представь себе, большой пользы разглашение цифр не принесет, не для профессии писателя. Писатель - не инженер этой системы, собственно и системы никакой нет. В противном случае, конструкция работала бы по принципу прямой пропорциональности: чем выше доход писателя, тем выше уровень его производительности. В ремесленном деле механизм вполне годный. Но отчего же так устроен мир? Чем творчество отличается от ремесла? Где проходит граница, отделяющая гениального пианиста-самоучку от лабуха в ресторане? Почему одни живописцы выставляются в галереях, а другие десятками продают свои картины в парке?Антрополог Маргарет Мид предложила проследить за понятиями «труд» и «досуг» в разных культурах и предположила, что разница между творчеством и ремеслом заложена в культурном коде. Рассуждения на эту тему мы находим в ее эссе под названием «Работа, досуг и творчество» (1960), а также некоторые дополнения от редактора образовательного портала «Newtonew» Егора Михайлова (2017).
- «Для начала я хотела бы поднять вопрос о полезности простого разграничения работы и досуга, где работа – это то, что человек вынужден делать, чтобы заработать на хлеб, а досуг – всё, что он делает с оставшимся временем. <…> У каждой хорошо описанной культуры мы находим свой способ классификации деятельности: добродетельный труд и грешная игра; скучная работа в одиночестве и развесёлая, когда ей же (рыболовством, охотой, строительством) можно заниматься сообща; работа, когда трудишься для себя и наслаждение, когда трудишься для богов. <…> Есть столько же видов классификации, сколько и цивилизаций, и каждая из них влияет на место искусства в жизни любой конкретной группы людей».
Мид отмечает, что культуры вроде балийской используют одно «грубое короткое слово» для повседневной работы, которую выполняет люди низших слоёв, и другое «элегантное слово» – для того, чем занимаются люди высокого ранга или того, что делается во имя богов. Отголоски такого различия можно найти и в современной европейской культуре, которая разграничивает «чернорабочих» и «белых воротничков», пролетариев и интеллигенцию.
- «Эхо подобной классификации можно услышать в английском слове amateur (любитель), маркирующем то, что делают люди, не зарабатывая этим на жизнь, низким или испорченноым. Балийцы же делают упор не на то, оплачивается деятельность или нет, а на то, кто участвует в ней и при каких обстоятельствах».
Исследуя одно из племён, обитавших на острове Манус, Мид обратила внимание на то, что они покупали и продавали артефакты из соседних племен, но сами искусством не занимались. С одной стороны, они были способны оценить предмет искусства. С другой же, сама структура их общества не допускала возможность того, что кто-то из членов племени посвятит свою жизнь и силы деятельности, которая не приносит ощутимой выгоды, вроде рыболовства или воспитания детей.
- «Приготовление каждодневного обеда – обыденное занятие, но подготовка особых блюд для праздника – творческое. Различие становится зыбким в доме богатого гурмана; пища, изящная для обычных людей, становится для него обыденной. Тогда его повар становится шеф-поваром и художником. Дистанция между коттеджем и замком превращает труд в искусство».
При этом статус художника в обществе (и само наличие такого статуса), по словам Мид, может отличаться даже у рядом живущих племён. Более того, это связано с количеством людей, которые могут заниматься творчеством. Если в племени живёт один художник, то сама уникальность делает его занятие особенным. Если же их много, то их творчество становится тривиальным, превращается в ремесло. И лишь немногие способны выделиться на этом фоне, как выделяется великий пианист на фоне десятков ресторанных музыкантов.
- «Для одного народа небольшое украшение каждого дверного проема может быть ремеслом, широко практикующимся, возможно, прибыльным, слегка почитаемым. Но в другом племени может быть только один человек, умеющий и желающий расписывать створки для домов своих соседей. Он не ремесленник; он – художник, время от времени создающий что-то новое: новое для самого творца и новое для столпившихся вокруг него соплеменников».
С некоторыми выводами Мид можно поспорить, но вот что занятно. Оказывается, со всем своим цивилизационным опытом, со сложно развитой европейской культурой мы так и не смогли внятно ответить на вопрос, которым задаются балийские племена и, видимо, задавались наши предки тысячи лет назад: где же проходит объективная демаркационная линия между настоящим искусством и банальным ремеслом. Точнее, ответ есть, он простой, но ничего не разъясняющий: нет никакой объективной границы. Просто однажды ремесленник умудряется создать что-то настолько удивительное, что соплеменники нарекают его творцом, вручают Нобелевскую премию и включают в школьную программу. Вот и приходится художникам творить и лишь уповать на то, что они действительно делают что-то настоящее.