Сьюзан Зонтаг в 92Y (1992, 16 апреля)
1 декабря 2017
С тех пор как в 1939 году д-р Уильям Колодни основал Центр поэзии 92-й улицы Y, «поэзия обрела плоть и кров», а 92Y на долгие десятилетия стал домом для поэтов, писателей и драматургов. Начинав с одного и растянувшись до восьми чтений в год, Унтербергский поэтический центр, наконец, «вырос» до 30-ти, большинство из которых проходят в Концертном зале Кауфманн, рассчитанном на 900 зрителей. В отдельной серии лекций «Книги и бублики» переговоры ведущих биографов, критиков, редакторов и переводчиков сопровождаются легким бранчем и неформальной беседой. За свою историю существования Центр представил таких крупных современных поэтов, как: Уинстен Оден, Томас Элиот, Роберт Фрост, Ленгстон Хьюз, Марианна Мур, Уоллес Стивенс и Томас Дилан, а также литераторов Маргарет Этвуд, Саул Беллоу, Иосиф Бродский, Энтони Берджесс, Эмберто Эко, Ральф Эллисон, Джон Фаулз, Симус Хейни, Эжен Ионеско, Дэвид Мамет, Артур Миллер, Октавио Паз, Гарольд Пинтер, Филипп Рот, Сэр Том Стоппард, Джон Апдайк и Теннесси Уильямс и, наконец, Сьюзан Зонтаг с ее провокационными высказываниями на самые разные темы, от визуальной культуры до любви и гендера.
Весной 1992 года Сьюзан Зонтаг поддержала 92Y, выступив с лекцией о предмете и задачах литературы. И сегодня, благодаря Унтербергскому поэтическому центру, мы можем прослушать ее выступление в записи.
Осмотическое чтение:
«Что заставило меня стать писателем... Так это то, что я на протяжении всей жизни оставалась страстным читателем. С ранних лет, сколько я себя помню, я читаю как наркоман, вероятно, тратя на чтение больше времени, чем на что-либо, включая сон. Восемь-десять часов в день, и нет дня, который был бы проведен как-то иначе. И не спрашивайте, когда я занимаюсь всем остальным. У дня есть карманы, которые всегда можно заполнить чтением.
Стандарты чтения... Чтение открыло мне все эти нормы, или — говоря более наивно и откровенно, — идеалы. Так что, быть частью литературы, даже самой скромной ее частью, мне кажется великолепным подарком.
Так вот, в такой книжно-пьяной жизни ... через осмотическое отношение к чтению, где постигается навык письма — я не то, чтобы обнаружила, что у меня есть талант; я открыла желание... следовать, нести слово дальше, пытаясь делать что-то не менее достойное, а также продолжать читать и любить и вдохновляться тем, что люблю.
И я имею в виду то, что разжигает страсть внутри. Вот откуда взялись стандарты, вот откуда взялись идеи о том, что хорошо, что правильно, что лучше, что всегда было что-то лучше, и все, что вы могли сделать, было по определению недостаточно хорошо. Единственное, что было хорошо, это то, что было трудно сделать, то, что вы должны были работать, вкладывая максимальный труд, или то, что было лучше, чем все, что вы могли сделать».
Гендер в литературе:
«Это все идет из книг, тех, что относят к «классике», и большинство писателей-классиков – мужчины. Это не мой выбор, что они мужчины, но, насколько мы знаем, Гомер, Шекспир, Данте, Рабле и так далее, в основном тоже мужчины. Конечно... Джордж Элиот, Вирджиния Вулф, Эмили Дикинсон и т. д. абсолютно точно первоклассные писатели, но большинство великих писателей – мужчины — это не оправдание, не данность, а голый факт. Мы можем определить причины, следствия, исторические предпосылки, но это мало что даст. Поэтому для меня важна категория степени принадлежности к искусству, иначе говоря, Эмили Дикинсон не является «поэтом-женщиной», а Уолт Уитмен – «поэтом-мужчиной», они оба поэты, и точно также Джордж Элиот не является «писателем-женщиной», также как, скажем, Диккенс «писателем-мужчиной» – они просто писатели, без каких-либо гендерных оговорок.
В то же время, поддерживать и относится со вниманием к аспектам феминистской повестки дня, – вполне естественно. Некогда у меня была возможность, реализованная возможность личного знакомства с Элизабет Хардвик «кем-то, кто родился феминисткой».
[Но] здесь неизбежно возникает противоречие, если хотите. Важно, чтобы женщины пришли к сознанию культурной ограниченности, согласно которой женский труд, их сознание, собственно, и формируют эти различия – то, о чем, как писатель, я думать не хочу. И суть этого противоречия заключается в том, что мое «я» расщепляется на «я»-личность и «я»-писатель.
[...]
Но ... если рассматривать людей, живущих в обычном обществе, и их жизнь в течение длительного периода времени — с их браками и любовниками и карьерой — нам не приходилось бы оценивать это с двух полок – верхней и нижней – не столь принципиально принципиально... и нас не разжигала бы мысль о том, какую роль занимает женщина, воспринимающая себя саму в подчиненных ролях в ловушке гендерных стереотипов. ...
Писатель и опыты литературы:
«Писатель – это тот, кто обращает внимание на мир – писатель является профессиональным наблюдателем.
И вместе с тем быть писателем, значит, быть внутри, погруженным в себя, вовнутрь, требует рекурсивности, замкнутости... Под всем этим подразумевается и конкретная идея литературы, очень возвышенного рода. Слово «писатель» я использую для обозначения того, кто создает или пытается ее создавать. И под «литературой» надо понимать — опять же, очень грубое определение — книги, которые не утратят к себе интереса и актуальности через десятки-сотни лет.
На сегодняшний день институт «писательства» сильно дискредитировал себя... В этой стране в год выходит до 40 тысяч книг, многие из них полезны и интересны для определенного круга читателей. Однако к литературе из них имеет отношение минимальный процент того, что производится в книжной форме. Разумеется, мое личное внутреннее определение достоинства книги сводится к числу повторных прочтений, – другими словами, я бы сказала так, ни одна книгу не стоит читать, если ее не стоит читать пять раз или больше... Вот что я вкладываю в слово «литература» – книга, которую вы хотели бы многократно читать, закупорить внутри себя, запустить по венам».